Бажов Павел - Малахитовая Шкатулка
П.Бажов
МАЛАХИТОВАЯ ШКАТУЛКА
У Настасьи, Степановой-то вдовы, шкатулка малахитова осталась. Со
всяким женским прибором. Кольца там, серьги и протча по женскому обряду.
Сама Хозяйка Медной горы одарила Степана этой шкатулкой, как он еще
жениться собирался.
Настасья в сиротстве росла, не привыкла к экому-то богатству, да и не
шибко любительница была моду выводить. С первых годов, как жили со
Степаном, надевывала, конечно, из этой шкатулки. Только не к душе ей
пришлось. Наденет кольцо... Ровно как раз впору, не жмет, не скатывается,
а пойдет в церкву или в гости куда - замается. Как закованный палец-то, в
конце нали* посинеет. Серьги навесит - хуже того. Уши так оттянет, что
мочки распухнут. А на руку взять - не тяжелее тех, какие Настасья всегда
носила. Буски в шесть ли семь рядов только раз и примерила. Как лед кругом
шеи-то, и не согреваются нисколько. На люди те буски вовсе не показывала.
Стыдно было.
- Ишь, скажут, какая царица в Полевой выискалась!
Степан тоже не понуждал жену носить из этой шкатулки. Раз даже как-то
сказал:
- Убери-ко куда от греха подальше.
Настасья и поставила шкатулку в самый нижний сундук, где холсты и
протча про запас держат.
Как Степан умер да камешки у него в мертвой руке оказались, Настасье и
причтелось* ту шкатулку чужим людям показать. А тот знающий, который про
Степановы камешки обсказал, и говорит Настасье потом, как народ схлынул:
- Ты гляди, не мотни эту шкатулку за пустяк. Больших тысяч она стоит.
Он, этот человек-от, ученой был, тоже из вольных. Ране-то в щегарях*
ходил, да его отстранили; ослабу-де народу дает. Ну, и винцом не
брезговал. Тоже добра кабацка затычка был, не тем будь помянут, покойна
головушка. А так во всем правильный. Прошенье написать, пробу смыть, знаки
оглядеть - все по совести делал, не как иные протчие, абы на полштофа
сорвать. Кому-кому, а ему всяк поднесет стаканушку праздничным делом. Так
он на нашем заводе и до смерти дожил.
Около народа питался.
Настасья от мужа слыхала, что этот щегарь правильный и в делах
смышленый, даром что к винишку пристрастье поимел. Ну, и послушалась его.
- Ладно,- говорит,- поберегу на черный день.- И поставила шкатулку на
старо место.
Схоронили Степана, сорочины отправили честь честью. Настасья - баба в
соку, да и с достатком, стали к ней присватываться. А она, женщина умная,
говорит всем одно:
- Хоть золотой второй, а все робятам вотчим.
Ну, отстали по времени.
Степан хорошее обеспечение семье оставил. Дом справный*, лошадь,
корова, обзаведение полное. Настасья баба работящая, робятишки пословные*,
не охтимнеченьки* живут. Год живут, два живут, три живут. Ну, забеднели
все-таки.
Где же одной женщине с малолетками хозяйство управить! Тоже ведь и
копейку добыть где-то надо. На соль хоть. Тут родня и давай Настасье в уши
напевать:
- Продай шкатулку-то! На что она тебе? Что впусте добру лежать! Все
едино и Танюшка, как вырастет, носить не будет. Вон там штучки какие!
Только барам да купцам впору покупать. С нашим-то ремьем* не наденешь эко
место. А люди деньги бы дали. Разоставок* тебе.
Однем словом, наговаривают. И покупатель, как ворон на кости, налетел.
Из купцов всё. Кто сто рублей дает, кто двести.
- Робят-де твоих жалеем, по вдовьему положению нисхождение делаем.
Ну, оболванить ладят бабу, да не на ту попали.
Настасья хорошо запомнила, что ей старый щегарь говорил, не продает за
такой пустяк. Тоже и жалко. Как-никак женихово подаренье, мужнина память.
А пуще того девчоночка у ней младш